«Я взял карандаш сразу правильно»: потомок династии Бенуа и преподаватель СПбГУ – о своём творчестве, Университете и искусстве
Пётр Геннадьевич сидит на высоком, запачканном краской стуле, в мастерской квартиры его прапрадеда, Леонтия Николаевича Бенуа,
на 3-й линии Васильевского.
Сидит нога на ногу и курит одну за другой сигареты.

Пётр Геннадьевич Фильчаков – представитель знаменитой на весь мир династии Бенуа. Его прапрадед – Леонтий Бенуа – автор Дворца выставок Русского музея, Великокняжеской усыпальницы и Капеллы на Мойке. В списке его родственников – художники Зинаида Серебрякова и Александр Бенуа, создатель Петергофа Николай Бенуа, архитектор Мариинского театра Альберт Кавос и даже британский актёр, лауреат «Оскара» и «Бафты» – сэр Питер Устинов.


Пётр Фильчаков унаследовал художественный талант предков. Сейчас он старший преподаватель на факультете дизайна среды СПбГУ.

Я ДАЖЕ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОГ, ЧТО БУДУ ЗАНИМАТЬСЯ ЧЕМ-ТО ДРУГИМ
Александр Бенуа* говорил, что вся ваша семья рождается сразу с карандашом в руках. Вы считаете, что тоже родились с таким карандашом?
Маленькие дети любят хватать всё со стола, они так изучают мир. И когда у нас в семье появляется ребенок, действительно есть примета посмотреть, как именно он схватит карандаш. Потому что есть правильный хват. И я взял его сразу правильно. Но родители лет до 14 не были уверены, что это моё.
__________
*А.Н. Бенуа, русский художник, основатель объединения «Мир искусства». Двоюродный прапрадед П. Фильчакова.

Когда вы поняли, что рисунок – это ваше?
Я ничего другого не умел. Я даже представить не мог себе, что буду заниматься чем-то другим. Родители больше наблюдали за тем, действительно ли мне что-то дано или нет. Много позже Марианна Логиновна* посмотрела пару вещей и свысока немного сказала: «Ну может что-то из тебя и получится».
__________
*М.Л. Шретер, российский художник, член Союза художников России. Мать П. Фильчакова.

Ведь я тоже долго думал, моё ли это. Я занимался графическим дизайном. Мне нравилось работать с журналами, разворотами, текстом, прекрасно делал макеты. Мой отец же был главным художественным редактором издательства «Аврора». Искусство книги, которое сейчас утеряно, я думаю, мне тоже передалось. И я не хотел заниматься математикой, поэтому пошел не на архитектуру, а занялся книгами. А оказалось, что с ними даже больше математики.

Сначала я закончил среднюю художественную школу, потом Академию художеств как художник-график. Потом у меня была стажировка, которая приравнивается к аспирантуре. А дальше начал преподавать прямо в Академии в 23 года.
– Вы с 23 лет беспрерывно преподаёте?
Нет, у меня как раз был перерыв на новомодный тогда ещё компьютерный дизайн. Мне это всё страшно нравилось, и я перестал рисовать вообще. Мне казалось, что вот этим я и буду заниматься. И прозанимался лет 15. А потом вернулся к рисованию, причём через некий стресс.

Что это был за стресс?
Остался без работы и был в подвешенном состоянии. В Университет меня тогда ещё не пригласили. Я просто сел на даче и решил, что нужно отвлечься от всех этих мрачных мыслей. Сел рисовать и начал злиться: я помнил, как умел, и у меня больше так не получалось. Я же 10 лет в руки кисть не брал! Как я злился: не может же так быть! И воду поменял, и кисточку. Винишь же не себя, что 10 лет не занимался, а кисточку или краски. И отпустило меня только в тот момент, когда понял, что делаю это в своё удовольствие. Мне не надо ни практику сдавать, ни выставляться. И оно как-то стало восстанавливаться постепенно. Надо всё время стараться что-то делать каждый день.

Вы сейчас рисуете каждый день?
Стараюсь. Всё что угодно, хоть маленький набросок.

Что за дачу вы упомянули: поместье Котлы или Петергоф?
Это Петергоф, дача Бенуа*, где планируется сделать арт-резиденцию Университета. Там ещё идёт процесс организации, но надеюсь, что у нас получится сделать там базу для студентов Университета и не только.
_________
*Дача Бенуа – земля в Петергофе, которая принадлежала Леонтию Бенуа. После революции большую часть дачи национализировали. Сейчас эта земля, дачные постройки на ней принадлежат СПбГУ. На территории дачи Университет собирается организовать арт-резиденцию.

Эта земля до сих пор принадлежит вашей семье?
Только маленький кусочек остался во владении семьи. А вокруг всё уже сейчас принадлежит Университету. Это было всё национализировано. Места там замечательные, а дома в плачевном состоянии находятся. Нет финансирования, но мы ищем.

То есть вы тот человек, который занимается этим проектом и от Университета, и от семьи?
Это просто удивительное совпадение, судьба какая-то. Так получилось, что для нас это и место родное, и восстановить это хотим уже как представители Университета. С нескольких сторон.
НАДО ВСЕГДА ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ
Ваш стиль в одежде это большая часть вашего образа как художника?
Очень. Хороший внешний вид сильно дисциплинирует. Когда ты педагог Университета, и приходишь туда подготовленным, у студентов идёт другое отношение. В какой-то момент я осознал, что галстуки, пиджаки и жилеты – это очень удобно, особенно в холодную зиму. Взял, как капустка оделся, и тепло. Твид у меня – любимая ткань. Твидовые вещи обожаю.

А студенты равняются?
У меня в основном одни девушки учатся. А юноши нет, не копируют. Я тоже не сразу к этому пришел. В 90-е вообще караул был: думали только о моде, а не о соблюдении цвета, стиля. Потом только уже понял, что всё-таки я художник, что это важно при создании образа. Сейчас никого не удивишь ни пирсингом, ни крашеными волосами, а когда с запонками изящными прихожу куда-то, все сразу замечают. Выпендриваемся от обратного.
Ещё немного о дисциплине: когда были дистанционные занятия, я обязательно целиком переодевался. Нельзя давать себе никаких поблажек, надо показывать, что мы живём. Это связано с процессом нашей жизни в то время, когда все застряли по домам.
У меня есть любимый советский писатель – Виктор Конецкий. Он сам пережил блокаду в достаточно юном возрасте. Есть у него рассказ «Дверь». Страшная зима 41-42 года. Девочка-почтальон приходит отдавать очередное письмо и попадает к интеллигентной петербургской семье, тоже замёрзшей. Стулья антикварные уже начинают рубить, только книжками ещё не топят. И они так благодарны, что она принесла письмо от их сына, что решают её кипятком угостить. И вот представьте: блокада, люди расстилают белую скатерть, ставят засохшую розу, фарфоровую посуду и разливают в неё кипяток с клеем. И эта застрявшая случайно в Ленинграде провинциалка смотрит и думает: «Боже мой, они ещё могут жить по-человечески!» Меня это так восхитило, что какая-то мелочь, что-нибудь вот такое (показывает на платок в нагрудном кармане) так действует. Надо оставаться человеком всегда.
ИНОГДА В РАБОТАХ Я ОСТАВЛЯЮ ТАКИЕ «ПАСХАЛОЧКИ»
Параллельно с преподаванием в Университете Пётр Фильчаков занимается творчеством: пишет картины с видами Петербурга. Значительная часть работ художника это фасады зданий, построенных его предками. Несколько лет назад впервые вышел календарь с этими работами. Теперь такие календари издаются ежегодно, и их можно приобрести в квартире-музее Л.Н. Бенуа на Васильевском острове.

Как у вас возникла идея календаря с работами Леонтия Николаевича?
Когда здесь 10 лет назад появился музей, не было идеи календаря. Сначала это были просто работы. Мы знали, что наша фамилия известна. Но когда начинаешь спрашивать, что построили, люди затрудняются ответить. Многие знают корпус Бенуа, дом «трёх Бенуа» на Петроградской стороне, а дальше уже начинают путаться. И возникла идея нарисовать серию этих рисунков. Потом я посмотрел, что набралось уже более 12 работ и из них можно составить календарь. Позже в такой же стилистике я сделал петербургский модерн, потом и Петроградскую сторону.

Сначала я даже не знал, будет ли к этому интерес у людей, и спросил соседей в группе «Петроградская диаспора» на Фейсбуке. Кто-то из журналистов «Собаки» там это увидел – утром я просыпаюсь, а у меня куча сообщений: «Что?», «Как?», «Где купить?». В тот момент я ещё издавать даже не начал, а время уже начало декабря 2018. И вот так внезапно это попало по сарафанному радио в новости, и получилась успешная вещь.

Первые работы рисовал просто для себя, для удовольствия. Какие-то вещи дорисовывал. Например, у этого дома на Каменноостровском проспекте сейчас этих башенок нет. Все работы требовали большого изучения петербургской архитектуры. Вот этот дом был кирпично-красного цвета и с огромной башней. Много изучал старые открытки, фотографии, моды, экипажи.
Иногда в работах я оставляю такие «пасхалочки». На этих двух работах нарисована одна и та же машина. Сначала она стоит у особняка Кшесинской, а дальше уже мимо доходного дома Лидваля едет на острова. Тот, кто понимает такие моменты, может даже себе какое-то приключение придумать: как Кшесинская отправилась гулять с Наследником или ещё с кем-нибудь.
Вы продаёте работы?
Вообще я долго зрею, чтобы с ними расстаться. Они хороши все вместе, серией. Я люблю отдавать в хорошие руки. Это существенный момент в передаче моих работ. Когда кто-то интересуется, я начинаю присматриваться к человеку. В хорошие руки мне не жалко, но я должен быть уверен, что они хорошие. Когда для человека это просто так, я не готов. Либо очень за дорого! А с некоторыми работами особенно тяжело расставаться, потому что понимаешь, что потом не повторишь.

Что должен сделать художник, чтобы быть коммерчески успешным?
Найти себя надо. У меня так получилось: я в какой-то момент понял, что и по происхождению, и по тематике являюсь продолжателем «Мира искусства»*. Эта стилистика и мне подошла, и понравилась людям.
__________
*«Мир искусства» — художественное объединение, сформировавшееся в России в конце 1890-х годов. Одним из основателей объединения был художник А.Н. Бенуа.

Вы копируете Александра Бенуа?
Я надеюсь, что у меня свой стиль есть. Надо сказать, что места на моих работах-то все известны, и точки зрения известны. Просто у меня новая подача.

Вы видите продолжение дела Леонтия Николаевича в том, что вы преподаёте дизайн среды?
Нет, это немного другое. Мы же и ландшафтом занимаемся, и интерьером, и садиками, и садовыми домиками, и коттеджами, заканчиваем это всё малыми формами строительства – небольшими посёлками. Поэтому нет, это не архитектура, а именно дизайн среды.
САМОЕ ПРИЯТНОЕ ДЛЯ ЛЮБОГО ПЕДАГОГА – ЭТО КОГДА «ДОШЛО»
Есть ли у вас любимые ученики?
Всегда есть те, кого особенно выделяешь и пытаешься направить. Но вообще-то надо быть объективным, потому что все достойны. Просто кто-то не туда попал. Люди ведь иногда ошибаются в выборе профессии. Это большая роскошь – заниматься тем в жизни, что тебе нравится.

Вот мой стоматолог. Помимо того, что он замечательный врач, мы с ним ещё дружим. Можем пойти поболтать, выпить пива, а не только торчать под софитом с раскрытым ртом. И человек начинает рассказывать про какой-то интересный случай, и у него загораются глаза, он начинает весь светиться, жестикулировать. И мне пришло в голову: «Боже мой, ведь человек изо дня в день копается в чужих гнилых зубах и от этого получает огромное удовольствие!» Вот поэтому я к такому стоматологу и хожу. А ведь многие идут в эту профессию за зарплатой. А потом просто ненавидят её, ненавидят копаться в этих зубах. И кого мы получаем? Плохого стоматолога. Это же касается и всех остальных профессий.
Не каждому дано найти себя и в преподавании, но у меня, мне так кажется, это получается. Самое большое удовольствие, когда что-то объясняешь, а человек не понимает, смотрит таким отсутствующим взглядом на свою работу, а потом ты показываешь ему пальцем, и он так: «О!» Прямо озарение происходит. Я тогда ставлю себе маленькую галочку: всё-таки добился своего, научил. Это самое приятное для любого педагога, когда «дошло»! А дальше они уже идут сами творить.

Вас родители наставляли?
Когда все занимаются в семье одним делом, дети родителей как раз не слушают. И я потом сильно жалел, что отбрыкивался от их советов. А когда подрос, научился подсматривать, как они работают. Жаль, вопросов мало задавал.

У вас есть педагог, которого вы всегда вспоминаете?
Екатерина Васильевна Звонцова преподавала у нас офорт и была дочкой Василия Михайловича Звонцова, очень тонкого художника, которого тоже могу назвать своим вдохновителем, хотя лично не успел у него поучиться. Он был учителем моих родителей. Мы приходили к ним в гости, и я хотя бы чуть-чуть у него подглядывал. С большим уважением отношусь к Владимиру Александровичу Ветрогонскому, который был руководителем мастерской в Академии. Николай Григорьевич Ломакин занимался с нами композицией. Это были всё люди ещё старой академической культуры. Вот это люди, которые действительно вдохновляли.
НЕ ВСЁ, ЧТО ПОСТРОИЛИ МОИ РОДСТВЕННИКИ, УДАЧНОЕ
Как художнику, какие вам нравятся фильмы?
Они меняются. Например, «Великая красота» Соррентино. Это радует глаз. Многие говорят, что это ремейк «Дольче виты» Феллини, но на самом деле, вроде есть, а вроде и далеко. Фильм об упадке, но посмотрите, как красиво сделан. Люблю, когда красиво. Это касается всего. Картинка должна быть красивой, а гадостей как можно меньше. Нам дан талант для того, чтобы восхищаться творением Бога, природы, мироздания – как угодно назовите. Но художник должен восхищаться и показывать эти места. Из старых фильмов – «Английский пациент». Он невероятное количество «Оскаров» взял, хотя фильм очень тяжелый. Но какая там музыка, композиторская, операторская работы, актёрская игра.

Вы поклонник романа «Английский пациент»?
Я прочитал его намного позже, чем посмотрел кино. Из кино там выкинуто несколько очень важных частей. Всем рекомендую прочитать книгу. Она небольшая, но в ней несколько важных линий, которых в кино нет.

Кого можете назвать любимым архитектором?
Я могу быть необъективен, говоря о своих родственниках, которые много всего построили. И не всё удачное. Они безусловно великие люди. Но вкус изменяет практически каждому. «Понт руж», Елисеевский магазин, на мой взгляд, дикая кичуха! Дом книги – по-своему великое здание, но его нельзя отнести к шедеврам. Вы посмотрите сейчас на наши торговые комплексы: что они, лучше? Просто тогда была одна мода – сейчас другая. Но торговые центры должны привлекать внимание, должны продавать, ну и заказчики, к сожалению, не всегда обладают вкусом.
Как потомок архитектора Кавоса, построевшего Мариинку-1, как относитесь к Мариинке-2?
Двояко. Мне очень понравилось в самом зале. Он действительно сделан для зрителя, и там хорошо видно практически отовсюду. Но мне жалко, конечно, того места, что было. Но как-то мы уже смирились с ней.

Есть в Петербурге какое-то место, куда вам всегда хочется возвращаться?
Очень люблю Английскую набережную, Академию художеств, Васильевский остров. Стрелку в меньшей степени почему-то, хотя я родился там, в «Отта»*. Удивительная история: прапрадед построил, дедушка мой там родился, мама родилась, я родился и племянница одна тоже. Прапрадед построил, а мы всё так там и появляемся.
__________
*Институт акушерства, гинекологии и репродуктологии имени Д.О. Отта.
Есть у вас какие-то семейные заповеди?
Заповедь замечательную нам оставил как раз Леонтий Николаевич. У него было завещание потомкам: несмотря ни на какие классовые потрясения, государственные строи, служи своей Родине. Не правителям, не партиям, а стране, людям. Это действительно замечательное завещание.

Беседовала Анастасия Шемякина

Фото: Анастасия Шемякина

This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website